Гамильтон - Страница 99

Глаза начало жечь. Черт подери, я не зарыдаю. Но перед глазами стоял четырнадцатилетний мальчик, на изнасилование которого меня заставили смотреть через камеру. Они хотели заставить меня делать так, как они скажут. Сделали это для того, чтобы показать, что если у меня не получится, то страдать за это придется не мне. Я подвела Питера. Я спасла его, но немного опоздала. Я вытащила его, но уже после произошедшего.

- Я не в состоянии спасти его, Анита.

- Мы уже спасли его, насколько это было возможно, Эдуард.

- Нет, это ты его спасла.

Тут я поняла, что в этом Эдуард тоже склонен винить себя. Тогда мы оба подвели Питера.

- Ты в это время спасал Бекку.

- Да, но то, что вытворяла с Питером та сучка, никуда не делось. Оно осталось в нем, в его глазах. И я не могу этого исправить. - Руки Эдуарда сжались в кулаки. - Не могу исправить.

Я успокаивающе дотронулась до его руки. Он дернулся, но все же руку не убрал.

- Такое невозможно исправить, Эдуард, разве что в постановочных телешоу. В реальной жизни этого не исправляют. Можно облегчить боль, исцелить раны, но это все равно никуда не денется. Реальная жизнь вообще так просто не налаживается.

- Я его отец, по крайней мере, какой есть. Если не я, то кто ему поможет?

- Никто, - сказала я и покачала головой. - Иногда просто смиряешься с потерей и двигаешься дальше. Питеру достались шрамы, но он не сломан до полной потери возможности восстановиться. Я говорила с ним по телефону, смотрела ему в глаза. Я вижу, что он становится личностью, личностью сильной, и хорошей.

- Хорошей, - горько засмеялся Эдуард. - Я могу обучить его лишь тому, что умею, а я далеко не хороший.

- Тогда, благородной.

Он задумался на мгновение, потом кивнул.

- Благородной. Я, пожалуй, не возражаю.

- Сила и благородство - не лучшее наследство, Эдуард.

- Наследство? - поднял на меня взгляд он.

- Ага.

- Мне не стоило привозить Питера.

- Да, не стоило.

- Его умения недостаточны для этой работенки.

- Нет, - подтвердила я. - Недостаточны.

- Ты не сможешь отослать его домой, Анита.

- Так ты все же предпочтешь увидеть его мертвым, чем униженным?

- Если ты его унизишь, его это уничтожит. Уничтожит ту часть его, что хочет помогать людям, а не причинять им боль. И если это случится, то боюсь, что останется только проходящий обучение хищник.

- И почему у меня такое чувство, что ты что-то недоговариваешь?

- Потому что я излагал тебе без подробностей, припоминаешь?

Я кивнула, но тут же замотала головой.

- Господи, Эдуард, уж если это еще без подробностей, то навряд ли мои нервы выдержали бы полную версию.

- Будем держать Питера в тылах, сколько получится. Еще не все прикрытие, что я вызвал, прибыло, но уверен - они доберутся вовремя. - Он глянул на часы. - А времени осталось немного.

- Тогда за дело.

- С Питером и Олафом? - уточнил Эдуард.

- Питер твой сын, а Олаф неплох в драке. Если же он выйдет из себя, просто прикончим его.

- Я подумал о том же, - кивнул Эдуард.

Хотелось бы мне на этом разговор и завершить, но одна мысль не давала покоя. Я женщина, и ничего с этим поделать не могу.

- Ты, кажется, говорил, что Питер в меня влюблен?

- А я-то думал, услышала ты или нет.

- Кажется, я могу понять, почему это произошло. Я его спасла. Спасителей обычно идеализируют.

- Влюбленность, или идеализация… помни одно, Анита: это самое сильное чувство, которое он когда-либо испытывал к женщине. Может, это и не любовь, но если тебе не с чем пока сравнивать, то как можно узнать наверняка?

Ответ: «Никак». И мне этот ответ не нравился, нисколечко.

ГЛАВА 29

Питера я поначалу даже не узнала, позабыв о тонкостях быстрого роста подростков. Он был немного выше, чем когда я видела его в последний раз. Теперь его рост, черт возьми, перевалил за сто восемьдесят. Волосы раньше были каштановыми, теперь же они потемнели, став почти черными. И дело явно не в краске, просто волосы ребенка с возрастом темнеют. Он стал шире в плечах, и выглядел старше шестнадцати, особенно если учесть хорошо развитую мускулатуру. Но лицо… лицо за телом не поспевало. Оно все еще казалось молодым, незавершенным, но так казалось только до того, как посмотришь в его глаза. В одну минуту они были юными и циничными, в другую - чертовски старыми и умудренными. Эта встреча не заставила бы меня так нервничать, кабы между нами с Эдуардом не состоялась предыдущая беседа. Из-за нее я стала присматриваться к Питеру, стараясь понять, не становится ли он, как опасается Эдуард, хищником. Не предупреди меня Эдуард, заметила бы я этот взгляд, осанку? Стала бы выискивать следы моральных повреждений? Может быть. Но я все равно проклинала Эдуарда за болтливость на все лады - правда, мысленно.

Питер оказался не Питером Парнеллом, а Питером Блэком, что подтверждало соответствующее удостоверение личности. В нем также значилось, что ему восемнадцать. Корочка выглядела на редкость правдоподобной. Нам с Эдуардом явно предстоит поговорить о способах дальнейшего образования Питера, если нам все же удастся сохранить ему жизнь здесь и сейчас.

А в том, что Питер здесь, таилась реальная опасность для нас с Эдуардом. Нам нужно было сосредоточиться на плохих парнях, но раз уж нам обоим небезразлична судьба Питера, то мы будем о нем беспокоиться. И это изрядно похерит нашу концентрацию. А может, мне удастся уговорить Питера держаться позади, сказав ему о том, что из-за него нас могут убить. Кстати, это не так уж далеко от правды.

Олаф стоял, прислонившись к дальней стене, в окружении охранников. Они его пока не разоружили, но моя реакция, когда я увидела его входящим в дверь, заставила их отнестись к нему негативно. А может, дело был в том, что он выше даже Клодии, то есть рост его, по приблизительным подсчетам, превышал два метра. Худым Олафа не назовешь, но я видела его раздетым по пояс и знала, что под одеждой у него нет ничего, кроме мускулатуры, причем довольно мощной. И гибкой - он мог двигаться очень быстро. Даже когда он стоял смирно, в Олафе чувствовалась сила, от которой волосы дыбом становились. А еще он был совершенно лыс, с темным контуром бороды на подбородке, челюстях и над верхней губой. Он был из тех мужчин, которым приходится бриться не реже двух раз в день, чтобы не обрасти щетиной. Глаза у него посажены так глубоко, что казалось, будто смотришь в двойные провалы пещер. Темные глаза на бледном лице, а над ними - черные брови. Одет он был примерно также, как и два года назад - во все черное. Черная футболка, черная кожаная куртка, черные джинсы и черные же ботинки. Так и хотелось спросить, есть ли в его гардеробе хоть что-то цветное, но дразнить его было бы глупо. Во-первых, ему это не нравилось; во-вторых, он вполне мог решить, что я с ним заигрываю. Я недостаточно хорошо понимала Олафа, чтобы соваться в эти дебри.