Гамильтон - Страница 9


К оглавлению

9

- Ma petite, ma petite, ты еще здесь?

Я приложила трубку к уху и ответила:

- Здесь я. Не очень довольная жизнью, но все еще здесь. Я пойду, но теперь у меня не осталось времени на переодевание.

- Полагаю, Натаниэля больше обрадует факт твоего присутствия на годовщине, чем то, как ты при этом будешь одета.

- И это говорит мужчина, который обожает наряжать меня, словно куклу.

- Не так часто, как мне бы этого хотелось, - сказал он и продолжил, прежде чем я успела вставить свое веское слово, - Je t'aime. - И повесил трубку.

Что в переводе с французского это значит - я тебя люблю, а связь он тут же прервал, чтобы я не успела испортить момент.



ГЛАВА 3


Я так безбожно опаздывала, что заскочить домой уже не получалось. Я позвонила Натаниэлю, и он согласился встретиться у театра. В его голосе не прозвучало ни упрека, ни жалобы. Думаю, он боялся жаловаться, боялся, что я найду в этом повод отказаться от празднования нашей почти-годовщины. Наверное, он в чем-то прав. Я встречаюсь, по последним подсчетам, с шестью мужчинами. А когда встречаешься с таким количеством народа, годовщина может показаться издевательством, ведь такие даты отмечают обычно с кем-то, кто для тебя дороже всех. Я все еще не могла преодолеть неловкость от того, что в моей жизни столько мужчин. Не могла избавиться от мысли, что иметь среди этих шестерых любимчика было бы неправильно. Хотелось верить, что каждый из них был моим самым любимым. Когда никого из них не было рядом, когда я их не видела и не ощущала с ними метафизических связей, я начинала чувствовать себя не только неуютно, но и попросту глупо. В общем, я чувствовала себя дурой и сердилась от этого вплоть до того момента, когда увидела поджидавшего меня у дверей Натаниэля.

Он заметно подрос, теперь его рост был за сто семьдесят, причем последние два сантиметра набрал в прошлом месяце. К двадцати годам (двадцать один ему будет только весной) Натаниэль прибавил и в ширине плеч - у него этот процесс занял больше времени, чем у большинства сверстников. В последнее время я бываю в клубах даже чаще, чем он, но если меня это изматывает, то ему - нравится. Впрочем, остановиться и таращиться на него меня заставило вовсе не то, что Натаниэль стал выше.

Я стояла посреди спешащей мимо меня пятничной толпы, на несколько минут позабыв о том, что в городе объявило нечто, испугавшее даже Жан-Клода с Малькольмом. Хоть Жан-Клод и постарался убедить меня в том, что мы в безопасности, это еще не повод так щелкать клювом посреди толпы.

Одет Натаниэль был в свободный кожаный плащ и подходящую к нему шляпу. Одежда достаточно хорошо укрывала его от посторонних взглядов, и вместе с тем подчеркивала скрывающуюся под ней фигуру. И скрывает, и привлекает внимание одновременно. Добавить к зимнему гардеробу шляпу ему пришлось потому, что его неоднократно узнавали на улице. Посетители «Запретного Плода» узнавали в нем стриптизера Брендона - такой у него сценический псевдоним. Но, как только мы догадались прятать под одеждой волосы, узнавать его перестали.

Его рыже-каштановые волосы были заплетены в тугую косу, так что со стороны казалось, будто он носит стандартную короткую стрижку. Так только казалось. На самом деле его волосы ниспадали до самых лодыжек - ужасно непрактично, но, черт возьми, как красиво!

То, что я чувствовала, было не просто безликим «ого!», вовсе не его красота заставила меня застыть столбом посреди улицы. Просто в этом новом плаще и шляпе, с прикрытыми волосами он выглядел взрослым. Натаниэль был на семь лет младше меня, поэтому, когда он впервые попал в поле моего зрения, я почувствовала себя совратительницей малолетних. Я долго и упорно пыталась не позволить ему попасть в мой список бой-френдов, но в этой борьбе оказалась проигравшей. Теперь, глядя на Натаниэля беспристрастно, как просто человек из толпы, я осознала, что была единственной, кто продолжал считать его ребенком. Стоявший передо мной человек был похож на эдакую гламурную версию Сэма Спэйда и на двадцать лет никак не выглядел. Пожалуй, он выглядел даже старше двадцати одного.

Кто-то толкнул меня так, что пришлось отпрыгнуть. Черт, что-то я совсем расслабилась. Я возобновила движение. На мне тоже был надет кожаный плащ, только шляпу я не носила принципиально. Надену только в том случае, если вдруг ударят жуткие заморозки. Несмотря на то, что до Рождества оставалось всего несколько недель, было не очень холодно. Таков Сент-Луис зимой: сегодня заморозки, завтра - плюс десять. Мой плащ был застегнут только до пояса; так холоднее, зато легче дотянуться до пистолета. Зимой ношение оружия всегда подразумевает мелкие неудобства вроде этого.

Натаниэль заметил меня, когда я добралась до наружных дверей. Он улыбнулся так, что осветилось все его лицо, показывая, как он рад меня видеть. В другое время я бы непременно испортила момент своей злобной физиономией, но сейчас я была занята тем, чтобы не улыбнуться ему в ответ так же широко. Один из моих бой-френдов как-то сказал, что я боюсь быть влюбленной, и был прав. Мне это всегда казалось глупым, как и то, что ваша страховка подскакивает в цене, когда у вас проблемы. Эдакий чувственный инвалид.

Лицо под шляпой было слишком хорошеньким, чтобы можно было назвать его красивым. Он был, скорее, миловидным. Вряд ли рост или мышечная масса смогут это изменить. И все же лицо Натаниэля не было таким женственным, как у Жан-Клода или Мики; кости у него были шире, и скулы очерчены резче. Оно было более мужественным - сложно сказать, отчего, но, взглянув на Натаниэля, не возникает ни тени сомнения в его половой принадлежности. Неужели он настолько изменился за последние несколько месяцев? Может, я просто не заметила, а может, так было всегда. Просто я была слишком занята тем, чтобы не подпустить его слишком близко, и даже не задумывалась о том, насколько мужественней он выглядит по сравнению с теми же Жан-Клодом и Микой. Что ж получается, мужественность у меня до сих пор ассоциируется с силой и зрелостью? У кого угодно, но у меня? Ой, боже сохрани.

9