- Хотите сказать, что я вас разозлил?
- Я всегда зла, Малькольм; вы лишь даете мне мишень для моего гнева.
- А вы кому-нибудь завидуете?
Я задумалась, потом мотнула головой:
- Нет, пожалуй. Нет.
- О лени даже спрашивать не стоит. Вы слишком много работаете для того, кто этому греху подвержен. Вы не жадны, и чревоугодие вам не свойственно. А как насчет гордыни?
- Бывает, - честно призналась я.
- Итак, значит похоть, гнев и гордыня?
- Если кто-то их считает, то, наверное так.
- О, уж кто-нибудь да считает, миз Блейк, будьте уверены.
- Я тоже христианка, Малькольм.
- А верите в то, что попадете в рай?
Вопрос был настолько неожиданным, что я на автомате ответила:
- Я задумывалась об этом. Но моя вера все еще заставляет крест сиять. Мои молитвы еще способны отогнать зло. Господь не забыл обо мне, хотя правым христианам-фундаменталистам и хочется в это верить. Мне доводилось сталкиваться со злом, настоящим злом… а вы под эту категорию не подпадаете.
Малькольм улыбнулся - мягко, почти смущенно.
- Возможно ли, что я пришел к вам за отпущением грехов?
- Не думаю, что в моей власти их отпускать.
- Я хотел бы исповедаться священнику перед тем, как окончательно умереть, миз Блейк, но ни один из них не согласится выслушать меня. Они - святые люди, и даже освященные предметы, положенные их сану, загорятся в моем присутствии.
- Это не так. Освященные предметы горят только тогда, когда истинно верующий опасается за свою жизнь, или когда на него пытаются воздействовать вампирской силой.
Малькольм моргнул, и я заметила, что в его глазах блестят едва сдерживаемые слезы.
- Это правда, миз Блейк?
- Готова за это поручиться.
Его поведение начинало меня беспокоить. А мне не хотелось беспокоиться за Малькольма. В моей жизни и без того было достаточно людей, которые были мне небезразличны настолько, чтобы беспокоиться за них. Не хватало еще в этом списке эдакого немертвого Билли Грэхема.
- Вы знаете какого-нибудь священника, который согласился бы выслушать очень длинную исповедь?
- Возможно, хотя я не уверена, что он сможет отпустить вам грехи. Ведь для истинной Церкви вы уже мертвы. Но вы состоите в довольно большом религиозном сообществе, Малькольм; наверняка кто-то из ваших коллег согласился бы вас выслушать.
- Я не хочу просить их об этом, Анита. Не хочу, чтобы они узнали о моих грехах. Мне бы хотелось… - тут он замолк в секундном замешательстве, а затем продолжил, хотя явно не то предложение, которое начал. - Втайне, мне хотелось бы, чтобы это осталось в тайне.
- Почему вам вдруг понадобились исповедь и отпущение?
- Я все еще верующий, миз Блейк; то, что я стал вампиром, не изменило этого. Я не хочу умереть без отпущения.
- С чего это вы решили, что пришло время умереть?
- Расскажите Жан-Клоду о незнакомце - или незнакомцах - в моей церкви. Расскажите о моем желании исповедаться. Он все поймет.
- Малькольм…
Но он уже подходил к двери, и остановился, только взявшись за ручку.
- Я беру свои слова обратно, миз Блейк; я не жалею о том, что пришел к вам. Жаль только, что я не сделал этого раньше.
С этими словами он вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.
Я опустилась в кресло и набрала номер Жан-Клода. Я понятия не имела о том, что назревает, но то, что оно назревает - это сомнений не вызывало. Что-то явно нехорошее.
Первым делом я позвонила в один из принадлежавших Жан-Клоду стрип-клубов, «Запретный плод». С тех пор, как у него появилось достаточно вампиров, способных управляться с другими делами, Жан-Клод вернулся к должности управляющего этим заведением. Трубку, как и следовало ожидать, снял не он. Служащий сообщил, что он сейчас на сцене. Я пообещала перезвонить, и да, это важно, пускай свяжется, как только сможет.
Повесив трубку, я уставилась на телефон. Что там мой любимый поделывает, в то время как я сижу в офисе за несколько миль от него? Я представила себе длинные, темные волосы, бледное совершенство лица… и слегка перестаралась. Я его почувствовала. Почувствовала и руки обхватившей его женщины. Он держал ее лицо в ладонях, чтобы полностью контролировать поцелуй, ведь в противном случае она рисковала поранить губы об острые кончики его клыков. Я чувствовала ее желание. Могла прочитать в ее сознании готовность отдаться ему прямо здесь и сейчас, на виду у всех. Ей было плевать, настолько сильно она его хотела.
Жан-Клод питался этой жаждой, этой потребностью. Он поглощал ее так же, как другие вампиры пьют кровь. Полуобнаженные официанты поднялись на сцену, чтобы аккуратно отцепить он него женщину. Они помогли ей вернуться за столик, а она по дороге кричала, умоляла о том, чего никогда не сможет получить. Она оплатила поцелуй и получила его, но Жан-Клод всегда заставляет желать чего-то большего. Мне следует об этом помнить.
Его голос обольстительным ветерком промчался в моем сознании:
«Ma petite, почему ты здесь?»
- Слишком сильно о тебе думала, - прошептала я в пустоту, но Жан-Клод услышал. Он улыбнулся; по его лицу была размазана помада, как минимум, двух разных видов.
«Ты вошла в мое сознание, когда я кормил ardeur, и он не пробудился в тебе. Ты хорошо тренировалась».
- Точно, - сказала я, чувствуя себе немножко глупо оттого, как это должно было выглядеть со стороны: сижу в пустом кабинете и говорю вслух с невидимым собеседником. Особенно смущало то, что я одновременно слышала шум и гомон, окружавший его в клубе. Какая-то женщина громко требовала пустить ее на сцену следующей, размахивая пачкой банкнот в руке.